Вадим Черных

Джон говорит, что каждая картина для него – как лабиринт. Который каждый раз нужно пройти –
как в первый:
– Ты приближаешься к центру лабиринта, когда от него удаляешься. Потому что, в итоге, по касательной приходишь к нему. Вот так и прохожу через любую картину: через лабиринт. Моё сознание
проходит все те трансформации, всё то движение, и эмоциональное, и психологическое… и каждый раз оно одно и то же, но разное.

– Как ты начал рисовать?

Джон: – Родители часто хотят для детей совсем не то что им нужно. Мои хотели, чтобы я был инженером, и не покупали мне бумагу для рисования.
Когда я был маленький — видел ауры, видел цвета, видел, что всё происходит, я смотрел на родителей — «что это за люди, что за гуманоиды пришли в мой мир?». У меня шли видения и я застывал и разглядывал их, а меня трясли за плечо «что ты застыл?».
Я застывал, впадал в такие состояния, когда начинал чувствовать Солнце, Луну. В шесть-семь лет я шёл по лестнице и впадал в это состояние — на меня, знаешь, что-то находило так, я начинал видеть мир другим. Я застывал на лестнице и смотрел на всё происходящее.
В детстве я рисовал на полях газет.

– Джон, можешь прокомментировать какие-то Тошины картины?

Джон: — Все его картины говорят о том, что он вышел за пределы иллюзорного представления о реальности. Мы на себя надели «шапку», которая называется социумом, и ходим с этим, она нас давит и никогда не снимется. И мои картины, на самом деле, так же как и Тошины — это попытка выйти из рабского состояния души, попытка быть свободным человеком. Свободный человек рождает свободных людей. Несвободный человек рождает несвободных людей. В этом весь смысл взаимодействия, вся магия существования. То есть мы с Тошей ткали… Тоша ткал в своё время, я — сейчас. Ткём тонкий узор мира, который для каждого человека адекватен, свободен и красив, и человек в нем может быть счастлив. Мы не создаём навязанную реальность, надетую нам на голову, в которой никогда так и не достигнем счастья, ни себе, ни своим детям, ни детям своих детей.

Я воспринимаю как музыкальное произведение любую свою картину. В них есть музыка, их можно выложить на ноты. Сочетание абсолютной тишины и ритма в картине с черепашкой. Пустота звучит.

Мои картины — это проход в другие миры, не в мир желаний. Это проход в другое измерение, где происходит тайная магия, тайное совершенство. Я вообще не представляю, зачем без этого жить. Нет ни одной причины жить, если не познаешь эту огромную энергию змеи кундалини, которая рвёт на части всё и всегда, переделывает все, психологию и физиологию. Нет ни одной причины.

Люди часто смотрят картины через мозг, через цеплятельный фактор, через то, что у них вызывает хороший ассоциативный ряд, привычное цепляние за внешний фактор, даже не за внутренний.
Мои картины — не есть цеплянием за внешний фактор.
Внутренний фактор, он не двигает, он поддерживает движение.
А двигателем является только лишь тайный фактор.
Все мои картины написаны из тайной магии. Для тех кто втыкает они бесценны.
Это вход в тайную магию, сдвиг сознания. Есть же единицы объёма энергии, бит, байт — неважно. В этой картине, допустим, условно говоря, 13 триллионов мегабайт.
Но, чтобы её смотреть нужна сила, нужен свой собственный оджас, духовная энергия, который человек наработал.